Снарк!
Грёзы 1818.
- Шельм, что ты делаешь? - от неожиданности получилось хрипло, лекарь и сам не понял, что его так напрягло в действиях шута.
- Обнимаю тебя во сне, - отозвался тот.
- А губы твои что делают?
- Целуют.
- Шельм!
- Ставрас, - приподнявшись на локте и заглянув ему в глаза, благо оба прекрасно видели в темноте, протянул шут, - по-моему, ты стал подозрительно нервным.
- Я стал? - возмутился лекарь. - Станешь тут! Вот зачем ты поцеловал меня в плечо?
- Захотелось.
- Почему?
- Просто так.
- Раньше тебе этого совсем не хотелось, насколько я помню.
- А вот теперь хочется, - усмехнулся Шельм и начал медленно склоняться к его лицу с какими-то подозрительными, по мнению лекаря, намерениями.
- Так, хватит, - отрезал Ставрас, упираясь руками ему в плечи и отстраняя от себя. - Ты ведь понимаешь, что это не шутки?
- Что именно, дорогой? - протянул Шельм своим извечным шутовским тоном.
- Все это, - откликнулся лекарь. - Ты что, хочешь, чтобы я к тебе тут приставать начал, как раньше?
- А почему бы нет?
- Но раньше тебе это не нравилось, и ты возмущался!
- То было раньше, - фыркнул шут и высвободился из захвата его рук, садясь на кровати. - Ну, вот почему ты такой?- тоном капризной барышни поинтересовался он.
- Какой? - насторожился Ставрас.
- Вредный, противный и недогадливый.
- Ладно, про вредность и противность я понял. А недогадливый-то почему?
- Потому что, - бросил шут, и в голосе его лекарю послышалась обида, но проанализировать он не успел, потому что в этот момент Шельм неожиданно подался вперед, навалился на него всем телом и впился в губы поцелуем. Не таким, как были до него. А требовательным и жадным, словно желая разжечь что-то внутри. Не получилось. Лекарь резко перевернулся, вжимая его в постель, и перехватил руки, заводя их за голову.
- Шельм, - произнес он мягко, но смущенный и покрасневший шут, который не так себе представлял его реакцию на свой порыв, прекрасно различил в его голосе нотки усталости и смирения. - Не делай так больше. Ты путаешь отголоски эмоций от запечатления с чем-то большим. Но, поверь мне, это не оно.
- Откуда ты знаешь? - Глаза шута сузились, он уже понял, что Ставрас будет упираться до последнего, так как, искренне верит, что прав. А вот он сам верил совсем в другое. То восторженное, нежное чувство, что неожиданно проклюнулось в его душе теплым огненным лепестком, казалось, было невозможно спутать ни с чем на свете.
- Просто знаю, и все, - отрезал лекарь.
- Твое "просто" меня не удовлетворит, знаешь ли, - ухмыльнулся ему в лицо Шельм и приподнял голову, снова потянувшись к его губам.
Лекарь резко отстранился, отпустил его руки и скатился с него, откидываясь на подушки. Что-то было не так, совсем не так. Он даже предположить не мог, что это может зайти так далеко. И что теперь?
- И что теперь? - вопросил Шельм задумчиво, повернувшись на бок и подперев голову ладонью. Ставрасу просто невыносимо хотелось прикоснуться и просто почувствовать тепло его кожи, хотя куда больше хотелось поцелуев, настоящих, а не простого соприкосновения губ.
- Тебе лишь кажется, что ты чувствуешь это ко мне.
- Интересно, а Августа ты так же в этом убеждал?
- Да что же ты к нему прицепился?! - возмутился Ставрас, поворачивая к нему голову. - Я вообще ни в чем его не убеждал. Просто оставил самого разбираться со своим семейством и страной.
- Но он любил тебя.
- Думал, что любит, но это было не так.
- Почему ты в этом так уверен?
- Да, хотя бы потому, что он человек, а я...
- Драконий Лекарь и уже не совсем дракон, - перебил его Шельм.
Ригулти резко отвернулся и снова уставился невидящим взглядом в потолок.
- Знал бы, что с тобой будет столько проблем, никогда бы к себе не позвал, - пробормотал он растерянно.
Да, похоже, это была не самая лучшая идея, сразу же после все еще продолжающегося бала привести Шельма к себе, так еще в одну с собой постель уложить. Ригулти был убежден, что на мальчишку так подействовало все случившееся на балу, вот он теперь и бесится с жиру. Когда же уже перебесится, в конце-то концов?!
- Ну, что ты, дорогой, разве это проблемы, - протянул неугомонный шут и придвинулся ближе.
Лекарь подавил в себе острое желание отодвинуться от него, но падать с кровати он не собирался, а двигаться дальше было уже некуда, и так он лежал на самом краю.
- Да, проблемы, - припечатал Ставрас и снова повернул к нему голову. Мальчишка-шут придвинулся совсем вплотную и их дыхания перемешались. Лекарю пришлось даже глаза на миг прикрыть, чтобы изжить из души какое-то странное волнение, свернувшееся змеей где-то внизу живота. Чтобы отвлечься, он повторил: - Тебе все это только кажется, - и было непонятно кому это он, ему или ... себе.
- Мне не кажется, - неожиданно серьезным голосом произнес Шельм. Ставрас непроизвольно распахнул глаза и пересекся с ним взглядом. - Мне не кажется, что я люблю тебя, - с грустной, пугающей улыбкой на губах, прошептал шут. - Я знаю, что люблю.
- Ты просто запутался, - отозвался Ставрас мягко и перевернулся на бок к нему, лицом к лицу.
Они долго лежали так, просто всматриваясь в глаза друг друга, пока шут не начал говорить:
- Почему ты думаешь, что я не знаю, что такое любовь?
- Ты слишком юн и...
- Легкомысленен? Возможно, - не стал спорить Шельм. - Но знаешь, в своей не столь длинной жизни я видел разную любовь.
- Расскажи? - попросил лекарь и зачем-то протянул руку, чтобы просто прикоснуться к нему. Сердце сжалось, а чувствительные подушечки пальцев задели все еще смущенно покрасневшую кожу щеки. - Шельм?
Шут моргнул, словно прогоняя наваждение, и даже в темноте лекарь рассмотрел какие пересохшие у него губы, словно обветренные. Это ведь ненормально, когда хочется прикасаться именно к таким губам?
- Моя сестра всегда любила меня. Так сильно, что однажды мне было страшно за нее, не за себя. Но она любила. Её маска Бригелла. Считается, что эта маска стоит выше Арлекина. Она ждала, когда я вырасту, когда получу собственную маску, а когда дождалась... Конечно, ей никто не сказал, что во мне есть и вторая маска, поэтому она пришла ко мне в ту ночь, сразу после посвящения, думая, что имеет право. Ведь я - Арлекин, младше её по положению, значит, она имела право приказывать, принуждать... насиловать. Я плакал от ужаса и боли, когда её руки шарили по моему телу, а губы шептали о любви. Я плакал и был слишком юным, чтобы сразу её заметить - чужую нить под сердцем моей сестры. Но все же я заметил её и оборвал, узнав, чья это нить, кому мы с Аделаидой обязаны безумством этой ночи.
Моя сестра была нареченной Доктора Чумы в тот момент входящего в совет Иль Арте. Этот брак был очень выгоден нашей семье. Аделаида легко согласилась на него, к тому же её будущий муж был очень хорош собой, обходителен и даже заботлив. Мы все радовались за нее, когда они обменялись масками во время ритуала бракосочетания. Но на самом деле, я узнал об этом уже намного позже, он просто желал заиметь сильного наследника с маской не ниже Бригеллы и именно марионеточника. В нашем роду маски рождались разные, но все, поголовно, были марионеточниками. Поэтому он сначала выбрал Делю, а потом ему подвернулся я, Вольто.
Он все просчитал. Всего одна нить, её никто и не заметил толком, полупрозрачная, она ничего не меняла в её душе, всего лишь усиливала, делая гипертрофированной любовь. Любовь сестры к младшему брату. В ту ночь я оборвал его нить. Деля плакала. И пока я ходил требовать ответа у Иль Арте, - последние слова Александр вытолкнул из себя с такой ненавистью, что Ставрас вздрогнул, не ожидая увидеть в нем столь сильное, неприкрытое чувство: - Она покончила с собой.
- А они?
- Приняли его сторону. Сказали, что он Доктор Чума и не Арлекину его судить. Он ухмылялся под маскою, когда её хоронили. Я чувствовал, я всегда это чувствовал, эмоции людей, их улыбки, искренний смех, злобные ухмылки. Я пришел к нему в ночь после похорон, и вот тогда он в открытую расхохотался мне в лицо и предложил согреть его постель вместо сестры. Я выплюнул ему в глаза всю ненависть, что жгла мне грудь. А он заявил, что я всего лишь маленький Арлекин и даже захоти он сейчас на самом деле насладиться моим телом, он получит его. Расчет был верным, он хотел сломать меня, довести до черты и вплести в душу нити, которые я уже не смог бы порвать, как он думал. Ведь об истинной силе Вольто знали лишь понаслышке, по легендам, оставшимся от наших давних предков, которые те принесли с собой из совсем другого мира. Он думал, что сможет совладать со мной, думал, что я стану его марионеткой, если сделать все правильно. Но просчитался. Я помню то спокойствие, что снизошло на меня, когда он в довершение ко всему еще и притянул меня для поцелуя, чтобы, как он полагал, закрепить результат. Я позволил ему целовать себя и даже ответил, помню, как в какой-то момент он застонал прямо мне в рот, еще не понимая, что это был последний его стон в качестве масочника. Когда он оторвался от моих губ, чтобы сделать вдох, он больше не был Доктором Чумы, он стал человеком. Он все еще ухмылялся, не осознавая, что его больше нет. И я ухмыльнулся в ответ. Но он понял, что произошло лишь тогда, когда я начал демонстративно дергать его за ниточки. Во мне жили злость и боль, в нем поселились ужас и безумие. Я ушел в ту же ночь. Что стало с обезумевшим существом, возомнившим себя кем-то высшим, я не знаю. И знать не хочу. И, знаешь... - Шельм запнулся, но продолжил: - Я не жалею, что сделал это с ним. Совсем не жалею. Но и чувства радости во мне нет.
- Его и не должно быть, - пробормотал Ставрас, привлекая его к себе так близко, что в какой-то момент дыхание сбилось уже у обоих. - Месть не приносит радости, но иногда дарует хотя бы облегчение.
- Иногда, - непослушными губами прошептал Шельм и попросил, проклиная себя за слабость: - Поцелуй меня.
Ставрас потянулся к его губам, зная, что просто нельзя отказывать в такой просьбе, сейчас нельзя, но...
- Шельм! - вскричали откуда-то справа, и резко распахнутая дверь звучно приложилась о стену.
Лекарь и шут вздрогнули и недоуменно посмотрели в её сторону. В дверном проеме застыл Веровек, и выражение его глаз им обоим не понравилось.
- Веровек? - позвал Шельм, высвобождаясь из объятий лекаря.
- Роксолана выходит замуж! - вскричал тот и шагнул к кровати.
- И? - растерянно моргнул Шельм.
- Да, сделайте вы что-нибудь! Я не хочу её потерять!
- О, - протянул лекарь вместо шута, все еще не пришедшего в себя. - Уже встаем. Беги, буди Гиню с Муром.
И Веровек побежал, а им с Шельмом ничего не оставалось, как спешно одеться и спуститься вниз на кухню.
Где же еще проводить обсуждение будущего сватовства, как не за чашкой крепкого чая?
- Так, а теперь, давай по порядку, - скомандовал Ставрас, встав в дверном проеме небольшой кухоньки, в которой, тем не менее, они умудрились поместиться впятером.
Шельм, Веровек и Гиня разместились на небольших, грубо сколоченных табуретах вокруг стола, а Муравьед встал у окна спиной ко всем, глядя, как разгорается восход.
Предусмотрительный Шельм пододвинул к кровному брату чашку крепкого чая своего собственного изготовления и ничего не сказал, как и все, ожидая, когда Веровек нарушит молчание сам.
- На бал приехала делегация от цыган. Ну, я и переговорил кое с кем из них, и мне сказали, что баронесса с дочерью тоже приехали бы, как бы не скоропалительная свадьба.
- Что за спешность?
- Роксалану, вроде как, кто-то скомпрометировал, а у цыган с этим строго, поэтому её и отдают замуж так поспешно.
- А кто скомпрометировал? - уточнил Ставрас, отпивая чай из кружки, которую все это время держал в руках. Ему очень нравилось то, как его заваривал Шельм, всегда получалось вкусно и в тоже время с какой-то волнующей изюминкой в послевкусии.
- Откуда я знаю! - выдохнул Веровек, состроил несчастную мордашку и уткнулся в собственную кружку.
- Но ведь откуда-то этот слух взялся, - задумчиво произнес Гиня, ложечкой размешивая в кружке с чаем мед.
- Знаешь что, - вмешался Шельм, - ты и скомпрометировал, братец.
- Что?! - вскричали Веровек и Ставрас одновременно, а шут лишь шире ухмыльнулся.
- А что скажешь, нет? - отозвался он. - Думаешь, никто не видел, как она к тебе в спальню пошла, а?
- Но она была-то у меня всего пару минут!
- Ой, ли? А мне думается, что когда ты побежал нас со Ставрасом на ноги поднимать, она там и осталась с расстройства, и ночь провела, выйдя лишь под утро. А утром выяснилось, что нас, точнее, тебя, королевич ты мой распрекрасный, и след простыл, и девчонка из твоей спальни, небось, вся помятая выползла, так как плакала ночью. Вот что посторонние должны были подумать?
- Но ведь я... я же... - растерянно пролепетал Веровек.
- Так, - грозно произнес Ставрас.- Сейчас все выясним.
- Как? - живо заинтересовался Гиня.
- У девчонки этой в друзьях драконица, вот у нее сейчас и спрошу, - откликнулся Ставрас и замолчал.
Глаза его остекленели, но тело продолжало все так же подпирать дверной косяк, хотя всем присутствующим было ясно, что сознание его далеко отсюда. Все молча допивали свой чай и ждали, а потом лекарь очнулся, моргнул и тяжело посмотрел на королевича, испуганной мышкой замершего под этим взглядом.
- Все так и есть. Но дело в том, что вовсе не баронесса инициатор этой свадьбы. На нее давит баро Талай, решивший выгодно пристроить сыночка, поэтому нельзя просто нагрянуть и объявить, что вот он я, королевич, любите меня все и замуж я Рокси свою забираю. Поэтому...
- Но...
- Никаких, но, - отрезал Ставрас и королевич прикусил язык. - Мы, я, Шельм, Гиня и Мур, если последние, конечно, согласятся нам помочь.
- Куда ж мы денемся, - отозвался как всегда молчаливый оборотень и Гиня поддержал его, кивнув.
- Так вот, мы отправляемся в Дабен-Дабен сватами. А ты сидишь здесь и не высовываешься. Если что, я передам тебе сообщение через малышей.
- Хорошо, - покорно кивнул Веровек с тяжелым вздохом.
- Малышей? - подал голос Гиня. - Слушай, Ставрас, мы тут с Муром все спросить хотели.
- Да?
- Это нормально, что они так быстро растут? Прошло меньше недели, а они уже в весе прибавили, я же вижу. Нет, я понимаю, что аппетит у них просто отменный, но увеличившийся размах крыльев не скроешь.
- Ты, что же, своего черненького еще и измеряешь? - живо заинтересовался Шельм.
- Конечно, - не поддался на провокацию Гиня, который становился на удивление серьезен, если речь заходила об их с Муром драконах. - Должен же я быть уверен, что у малыша все нормально с развитием?
- Все у него нормально, - бросил лекарь, - ты разве никогда не задумывался, как при нашем различии в сроках жизни, драконы, запечатленные еще при рождении, умудряются жить вместе со своим человеком половозрелой особью, хотя, теоретически, должны расти и взрослеть десятки, а то и сотни лет?
- Нет, - честно признался Гиня. - Я об этом как-то не думал.
- Все просто, - принялся объяснять Ставрас. - При запечатлении дракон частично подстраивается под внутренние ритмы запечатленного на него, поэтому и взрослеет в десятки раз быстрее. Ваши при хорошем уходе, питании и воспитании, достигнут своих истинных размеров где-то через год-полтора. Правда, потом по психологическому развитию им придется догонять своих сородичей, да и опыта практического у них будет не много, это все же дело наживное. Но при вашей поддержке, уверен, все у них и с этим будет хорошо. Я ответил на твой вопрос?
- Более чем. То есть, мы теперь должны заменить им родителей и воспитывать, как детей?
- Да, - кивнул Ставрас. - Поэтому, я и предлагаю вам взять их с собой.
- Нет, - неожиданно отрезал Мур, и в ответ на недоуменный взгляд Гини, со вздохом пояснил: - Это слишком опасно.
Ставрас вздохнул и, прежде чем оборотня начал переубеждать красноволосый масочник, вмешался сам.
- Муравьед, ты ведь понимаешь, что мы, драконы, далеко не травоядные животные?
- Вы вообще не животные, - буркнул тот, но взгляд лекаря встретил стойко.
- Да, это так. Но все же. Ты же должен понимать, что мы не неженки и должны уметь постоять не только за себя, но и за тех, кем дорожим. Если ты будешь искусственно ограничивать своего дракона, он никогда не сможет стать полноценной личностью, понимаешь.
- Он еще совсем ребенок!
- Пусть так, но он растет.
- Он прибегает к нам ночью греться... - неожиданно почти с нежностью прошептал Муравьед.
- В человеческом обличии? - уточнил Шельм, кажется, догадавшись, что к чему.
- Да. И он такой маленький, такой...
- Он не беззащитен, - произнес шут твердо, заставив тем самым оборотня посмотреть себе в глаза. - И ты прекрасно понимаешь это, Мур. К тому же, как бы он не был дорог тебе, каким бы странным и в тоже время необыкновенным не казалось это волшебное чувство, что рождается в душе, когда ты запечатлен, детям нельзя потакать слишком сильно, и залюбливать тоже нельзя. Иначе у тебя вырастит не дракон, а кисейная барышня.
- Но...
- Мур, послушай, - вмешался Гиня. - Я думаю, они правы. Мы больше не будем забирать их на ночь.
- Постойте, - встрял Веровек. - Вы что же, и черного к себе забирали?
- Конечно, - подтвердил Гиня. - Нельзя же их разделять, они равны, поэтому, чтобы их не обижать...
- Да, ладно тебе, братец, - поднимаясь, похлопал королевича по плечу шут. - Сам-то вообще собирался переселиться в Драконий дом, пока тебя драконьи гвардейцы не вразумили. Что, забыл уже?
- Но, я просто...
- Не мямли, - фыркнул шут. - Просто признай.
- Да, признаю я, признаю, - отмахнулся Веровек, удрученно.
- Ладно, - обратился Шельм к Ставрасу. - Когда отправляемся?
- Сейчас, - отозвался тот. - Веровек, ты возвращаешься во дворец и пока держишь все в тайне от родителей. Не знаю, как Палтус, а вот королева твоего выбора точно не одобрит, так что, держи язык за зубами.
- А мы как туда отправимся? - поинтересовался Гиня, тоже поднимаясь.
- Вы с Муром поедете вместе с Вересковым Шелестом и со своими драконами, надеюсь, последнее, вопрос решенный? - пристально глянув на Муравьеда, уточнил лекарь, тот лишь кивнул. - Вот и отлично. А мы с Шельмом поверху.
- То есть, полетите? - зачем-то уточнил Гиня.
- Да, - кивнул Ставрас, не понимая, зачем он переспрашивает. - А в чем дело?
- Да, вот все спросить хочу, когда же ты нас осчастливишь?
- Это чем же?
- Именами, дорогой, именами, - встрял Шельм, повисая у него на шее. - Ты обещал в этот раз меня с собой взять.
Ставрас мученически вздохнул, с трудом отцепляя его от себя, и подтвердил:
- Я помню и возьму, но еще не время.
- Хорошо, - не стал настаивать Гиня, - так ты хотя бы скажи, когда нам это время ждать?
- Вот женим этого молодчика, - кивнув на Веровека, хмыкнул лекарь, - тогда и подумаем об именах.
- А можно, по блату, попросить что-нибудь попроще? - лукаво улыбнулся Гиацинт.
Лекарь закатил глаза к потолку.
- И чем вам всем мои имена-то не нравятся?
- Действительно, чем? - расхохотался ему на ухо Шельм и ушел наверх собираться.
Свататься - это вам не теленка в хорошие руки отдавать.
Они со Ставрасом приземлились в том же лесочке, в котором и познакомились когда-то, не так уж давно, с Рокси и Дирлин.
- Удивительно, - пробормотал Шельм, разминая ноги, - как будто целая вечность прошла. А на самом деле...
- Совсем ничего, - подтвердил Ставрас, складывая за спиной исполинские кожистые крылья.
Кажется, во время приземления он случайно выкорчевал несколько деревьев. Жаль, но ничего не поделаешь. Издержки драконьего существования.
Шельм походил по полянке, словно силясь отыскать следы их здесь пребывания, но кроме кострища, естественно, не успевшего затянуться травой, больше ничего не нашел. Тяжело вздохнул и снял с шеи кулон.
- Что ты собираешься делать? - полюбопытствовал бронзовый дракон, подложив под морду скрещенные перед грудью когтистые лапы.
- Переодеваться, - отозвался Шельм как-то отстраненно. - Ты что же, так и собираешься драконом тут валяться?
- Нет, зачем же. Если тебе очень хочется, могу и человеком стать.
- Хочется, - бросил Шельм не глядя, и в этот момент ему на руки прямо из воздуха спланировали белоснежные шелка и атлас.
- Это что? - заинтересовался подошедший сзади Ставрас.
- Ритуальное одеяние, - тихо прошептал Шельм, с каким-то почти восторженным благоговением касаясь вынутой из тайников кулона одежды.
- Хотелось бы взглянуть, - задумчиво произнес лекарь, внимательно следя за ним.
- Извращенец! - фыркнул шут, оживившись.
- С чего это вдруг? - возмутился Ставрас, конечно же, сам себя таковым не считая.
- Только и знаешь, как смотреть, как молоденькие и хорошенькие шуты переодеваются, ага, - отозвался Шельм и резко повернулся к нему. Глаза у него не просто смеялись, хохотали. Ставрас скептически окинул его фигуру взглядом.
- Знаешь, я, конечно, похоже, тот еще зоофил, но не настолько же!
- А насколько? - живо заинтересовался Шельм.
- Еще не решил.
- А когда решишь?
- Ты узнаешь об этом первым, - объявил лекарь и демонстративно отвернулся. - Так тебя устроит?
- Конечно, а то мало ли, вдруг ты свою любовь на какого-нибудь другого человека направишь, - бросил Шельм ему в спину и, не видя его глаз, было не понятно, продолжает ли он паясничать и насмехаться, или говорит всерьез.
Лекарь, подумав, все же решил, что в любой шутке есть доля шутки, и с тяжелым вздохом принялся объяснять в очередной раз.
- Послушай, если бы я хотел другого человека, я бы не стал открываться перед тобой, не стал запечатлять.
- О, милый, что я слышу, - раздалось из-за спины, совсем близко. - Ты меня хочешь?
- Шельм! - возмутился Ставрас так и не обернувшись, хотя очень хотелось. - Не в человеческом же смысле!
- А в каком?
- В драконьем.
- И что это значит?
- Это значит, что меня вполне устраивает то, как есть сейчас.
- А меня, знаешь ли, не устраивает, - голос из-за спины прозвучал удручающе серьезно и лекарь, решив, что шут должен был уже напялить на себя все свои тряпки, повернулся к нему лицом и замер.
Он знал, что глядя на некоторых людей можно испытывать чувство, сродни восхищению, но раньше он восхищался силой, доблестью, блеском начищенных доспехов и горделивой осанкой седока. Но сейчас, в этот момент, встретившись взглядом с бирюзовыми глазами, обрамленными нежно-голубыми ресницами, он осознал, что не может вздохнуть от восхищения совсем другого рода.
Он восхищался совершенством тела, затянутого в изысканнейшие ткани, волнующе струящиеся и вызывающие странные порывы узнать, что же они скрывают под собой. Насколько сопоставим атлас кожи с атласом короткой белоснежной накидки на плечах масочника, или с шелком, из которого был пошит весь остальной наряд, напоминающий невесомое облако, воздушное, струящееся, с плавными линиями и изгибами складок. И даже стрелки на брюках, прямых, не заправленных в сапоги, которые заменяли странного вида ботинки, тоже белые, кстати, завораживали взгляд.
- Нравится? - полюбопытствовал Шельм насмешливо, видя нескрываемое восхищение в его глазах.
- Очень, - честно признался лекарь и не успел остановить его, когда Шельм шагнул навстречу и, приложив ладонь к его щеке, прижался губами к губам.
- Не нужно, - очнувшись от наваждения, попытался отстранить его от себя Ставрас, но шут не поддался.
- Почему? - спросил он тихо, но глаза его погрустнели.
- Я же уже говорил тебе, что я - дракон, и все эти ваши человеческие нежности...
- Я помню, что ты дракон, - стоя все так же близко, отозвался Шельм, неотрывно глядя ему в глаза и не убирая теплых пальцев от его щеки. - Но почему ты все время забываешь, что я человек?
- Я не забываю. Я всегда помню об этом, - запротестовал Ставрас.
- Правда? Тогда почему не даешь мне продемонстрировать тебе свою привязанность?
- Но я...
- Ты же прикасаешься к моему животу, правда? - почти с обидой в голосе, выдохнул Шельм. - Вот как сейчас?
И Ставрас на самом деле поймал себя на том, что в отличие от людей, которые кладут руки во время поцелуя либо на плечи, либо на талию, прижал ладонь к его животу, и резко отдернул руку.
Шельм горько усмехнулся и отступил на шаг. Но лекарь вовремя спохватился, прочитав в его глазах нечто, что ему совсем не понравилось. Сам шагнул к нему на этот раз и вернул руку на живот. Шельм поднял к нему лицо и потянулся к губам, словно в отместку, но их, как и не раз до того, прервали.
- Эй, вы там! - раздалось сверху и на поляну опустилась Дирлин с наездницей. - Развлекаетесь пока Век не видит? - И на мягкую траву со спины дракона соскочила раскрасневшаяся и до неприличия счастливая Рокси, сразу же кинулась Шельму на шею, по всей видимости, к Ставрасу просто постеснявшись. - Я так рада, ты даже не представляешь, Шельм, как я рада, что вы пришли, что Век...
- Не забыл тебя, - продолжил за девушку шут, наблюдая, как её дракон, перетекает в человеческую форму.
Рокси отстранилась от него, но глаза не подняла. Щеки её трогательно покраснели.
- Да ладно тебе, лично я давно понял, что у вас любовь, - весело объявил шут, и девушка, отвернувшись в сторону пробормотала:
- У меня-то любовь, а у него?
- А ты думаешь, стал бы он сватов засылать?
- Сватов? - искренне изумилась девушка, подняв на него свои темные, цыганские глаза.
Ставрас же строго посмотрел на Дирлин.
- Я не стала тебе говорить, - повинилась та, подходя ближе. - Не хотела обнадеживать. Но на самом деле они вызвали тебя сюда, чтобы спросить.
- О чем спросить? - уточнила у лекаря подобравшаяся цыганка, отступая от шута.
- Хочешь ли ты замуж за нашего общего друга? - мягко произнес лекарь, внимательно следя за ее реакцией.
Девушка заколебалась.
- А почему он сам не пришел? - вскинула голову Росксолана.
Ответил ей хмыкнувший Шельм:
- Чтобы тебя еще больше не скомпрометировать.
- Так вы и об этом знаете? - поджав губы, покосилась на стоящую рядом Дирлин, на что та, лишь пожала плечами, совсем уж человеческим жестом.
- Я хотела, как лучше, - произнесла она, и гордая цыганка не стала ей выговаривать за интриги, которые плелись у нее за спиной, понимая, что именно подруге обязана тем, что к ней прибыли сваты от самого королевича.
- И что теперь? - вопросила она.
- А теперь ты возвращаешь домой и ждешь дорогих гостей.
- И вы что же, только вдвоем меня сватать придете?
- Отчего же? - отозвался лекарь, и в этот самым момент, чуть в стороне от них заклубился серый, непроглядный туман, потом появились черный дракончик, а за ним и бронзовый. Девчонки восторженно кинулись к ним, но не успели, потому что вслед за малышами вышел Вересковый Шелест, верхом на котором восседали Гиня и Мур.
- О, леди, вы к нам? - выглядывая из-за широкой спины оборотня, полюбопытствовал Гиня лукаво.
- Не совсем, - хихикнула Дирлин и потянулась к драконышам, усевшимся на траву и смотрящим на девушку-драконицу с любопытством юных первооткрывателей.
- Здравствуйте, - вежливо поздоровалась Роксолана.
- Будем знакомы, красавица, - спешившись, галантно поклонился Гиня. - Я так понимаю, что вы и есть та самая, пока чужая невеста.
- Пока?
- Конечно, дорогая, думаете, мы не перекупим товар для нашего купца?
- Я не товар, - обиженно засопела девушка.
- Конечно, товар, - ехидно объявил подошедший сзади Шельм. - Зачем, по-твоему, сваты приходят?
- Да знаю я, эти обычаи, - фыркнула цыганка, наблюдая, как её драконица знакомится с малышами. Те уже во всю подставляли головы ей под руки и девушка, похоже, была просто счастлива. Наверное, из Дирлин получится прекрасная мать в будущем. - Но все равно обидно, - со вздохом призналась Рокси.
- Не обижайся. Традиции ведь не изменишь, - поспешил ободрить её Гиня, но смотрел при этом только на Шельма. Тот даже замялся как-то под этим взглядом.
- Ну, говори, чего уж теперь, - пробормотал шут отвернувшись.
- Ты ушел Арлекином, но он у тебя голубой, значит, это одеяние Вольто, - произнес красноволосый масочник задумчиво. - Откуда?
- Мне его только в прошлом году королевские портные сшили по моим рисункам, я деньги на него с четырнадцати копил, - с неохотой признался шут.
- Ну, что ж, тогда и мне стоит принарядиться, - бросил Гиацинт и взмахнул рукой.
Масочникам с женскими масками, особенно Коломбинам, всегда считающимися кокетками, легко удавалась смена костюма, прически, и даже макияжа. Поэтому, сменить свой обычный, деревенский костюм на роскошный красный шелк и атлас для Гини не составило труда. Потом он повернулся к Муру, замершему с поводьями в руках и, протянув к нему руки, легко переодел и его. Теперь оборотень был облачен во все черное - рубашку, брюки, заправленные в высокие блестящие начищенной кожей сапоги до колен и укороченный сюртук, накинутый на плечи. Осмотрев себя, Мур тяжело вздохнул, явно предпочитая всей этой роскоши, наряд попроще, но смирился, понимая, что не на рынок за крупой они прибыли.
- Да уж, - хихикнул Шельм. - Хороша Красная Коломбина.
- Фирма веников не вяжет! - подмигнул ему Гиня, но в этот момент вмешалась Рокси, проворчав:
- Вы так говорите про каких-то там арлекинов и коломбин, словно масочники какие.
Оба парня замерли.
- Дорогая, - первым опомнился Гиня, - а кто мы, по-твоему, как не масочники?
- Что?! - вскричала девушка, отшатнулась от них как от чумных и натолкнулась на неодобрительный взгляд Муравьеда.
- А ты думаешь, - продолжил Гиня, не дав Шельму даже слово вставить. - Просто так все люди с вашего подворья после визита моего дальнего родственника, живыми и нормальными остались? Если бы этот мальчишка, не был Вольто... - кивнув в сторону Шельма начал он, но был прерван.
- Хватит! - возмутился Ландышфуки. - Ты еще цыганам всем растрезвонь, кто я для вас, что да как. Они же быстрее ветра разнесут слухи об этом по всему королевству!
- Так пусть бы и разнесли! - резко вскинулся Гиня, явно имея свою точку зрения на этот счет.
- Нет, - твердо припечатал шут, сверкая глазами.
Красный масочник долго смотрел на него, но потом лишь мягко улыбнулся.
- Как знаешь, - и пожал плечами, вроде бы принимая его сторону.
Шельм попытался отойти к Ставрасу, но в этот момент его перехватила Дирлин, отвлекшаяся от малышей, внимательно прислушивающихся к человеческим разговорам. Говорить сами они еще не умели, но как всегда активный Гиня и Мур при нем уже пытались их учить человеческой речи, а не транслировать образы прямо в голову.
- Мы рады, что он выбрал тебя, - неожиданно произнесла девушка-дракон для шута. Тот изумленно замер, а она продолжила: - Не я одна, потому что знаю тебя лично и знаю, что ты сделал для моего человека, а именно мы. Все драконы. Мы одобряем его выбор и принимаем тебя. - Она смотрела твердо и неотрывно, и в глазах её стояли вертикальными черточками драконьи зрачки.
"И как мне на это реагировать?", с легкой паникой в голосе вопросил шут у Ставраса в мыслях.
"Как хочешь, так и реагируй. Август, к примеру, после принятия его драконами произнес прочувственную речь".
"Я не он!", рыкнул Шельм, все еще напряженно относящийся к воспоминаниям лекаря о своем первом человеке. И в слух произнес просто и без лишнего пафоса:
- Спасибо.
Девушка кивнула и отпустила его предплечье.
- Я передам, - прошептала она.
Отошла в сторону и превратилась в дракона. Роксолана поспешила к ней.
- Ну, ладно, гости дорогие, - весело объявила цыганка уже с драконьей спины, - я не прощаюсь и жду вас в гости.
- Жди, - серьезно кивнул ей за всех лекарь и помахал рукой, когда девчонки взмыли в воздух. - Ну что ж, - обратился он к спутникам, одарив благодарным взглядом Шелеста, который лишь насмешливо фыркнул, и на лекаря посмотрели даже малыши-драконы, уже во всю исследующие поляну, на которой они все оказались. - А теперь согласуем наши действия.
Да уж, эффект они произвели как магическая шутиха, взорвавшаяся под курятником. Встречать их сбежалось все подворье. Лишь сама невеста осталась взаперти чинно ожидать, что же будет дальше.
А вообще, согласитесь, как могло бы быть иначе, когда прямо посреди двора закружились магические искры, сливаясь в воронку портала, и из него вышли четверо сватов, один другого краше. Так еще в компании дивного коня (уж кто-кто, а цыгане знали толк в лошадях) и двух маленьких, но самых настоящих драконов, грозно растопыривших крылья и прожигающих всех выбежавших к ним людей горящими глазами (Ставрас научил).
Чинно по ступенькам крыльца спустилась баронесса. В обычном, домашнем платье ведь её никто не предупредил о гостях. К ней шагнул, конечно же, Ставрас.
- Мир дому, твоему баронесса Анна, - учтиво склонился в поклоне лекарь.
Цыганка выгнула брови.
- Я всегда рада видеть тебя в моем доме, Ставрас Ригулти, и тебя, - подняв глаза, продолжила она, - Шельм Ландышфуки. Но что привело вас ко мне на этот раз?
- Мы представители купца нашего, Веровека Палтусовича. Прознали мы, что люба другу нашему, дочь твоя распрекрасная, за ней и пришли.
- Ставрас, - выдохнула баронесса, поддавшись нахлынувшим чувствам, и даже рот ладонью прикрыла.
Лекарь улыбнулся.
- Но, как же так... - прошептала растерявшаяся женщина.
- А вот так, - вмешался Шельм, разводя руками. - Они ведь любят друг друга, так что, в любви сложно отказывать, не так ли? - и лукаво улыбнулся.
- Постойте! - раздалось от ворот громогласно и зло.
Все обернулись. В воротах на гнедом жеребце восседал сам баро Талай лично. По-видимому, кто-то ему уже донес скорбную весь о прибытии сватов.
- Не бывать этому! - возвестил цыган, спрыгивая с лошади на землю. - Сваты моего сына были приняты первыми.
- Да, неужели, - неожиданно преградил ему путь Гиня, зло улыбаясь шальными, красными глазами. - А мы не понаслышке знаем, что девица-то уже наша, мы лишь по обычаям, как положено все провести желаем и друг наш в жены её берет, как положено.
- Это еще доказать нужно, что девица не чиста, - пошел на попятную барон, осознав, что сам попался в свои же сети. Ведь именно на это он давил, убеждая баронессу в необходимости спешной женитьбы, на непорядочность ветреного королевича и меньше всего ожидал, что тот и сам сватов зашлет.
- То есть, ты собираешься подвергнуть мою дочь процедуре дознания? - очень ровно вопросила баронесса, но в глазах её все прочитали, что если Талай осмелится потребовать подобное, не избежать ему кровавой мести цыганских кланов.
- Постойте, - неожиданно встал между ними Ставрас, оттесняя Гиню. - Все можно решить куда проще.
- Как? - сразу же отреагировала баронесса.
- Если все настолько сложно по цыганским законам, я предлагаю им обоим пройти древний ритуал на крови.
- Что?
- Вы же знаете, - в ответ на недоуменные взгляды, принялся объяснять Ставрас, - что королевская семья на особом счету в этом мире из-за её непосредственной связи с драконами. Если вашу дочь примет голубая кровь, то разговор окончен.
- А если не примет?
- Значит, их чувства недостаточно искренни и просто не стоит ломать копья ради них.
- Я согласен, - поспешил сказать свое слово Талай.
- Хорошо, тогда и я соглашусь, - кивнула баронесса и обернулась к дому, где из окна за ними наблюдала Роксолана. Лицо у нее было сосредоточенным, и на взгляд матери она лишь коротко кивнула.
- Ну и где же ваш купец? - с нескрываемым ехидством осведомился баро, не глядя на великолепного коня, который сразу же привлек его внимание, даже больше, чем драконыши, во дворе уже нет.
Шелест с Веровеком на спине появился эффектно. Встав на дыбы и по особому случаю материализовавшись не из тумана, а из ярких белых лучей, сконцентрированных в области его груди. И над их головами воспарили драконы. Маленькие, явно еще совсем дети, но уже грозные. Красный, рубиновый, даже попытался выпустить в воздух струю пламени, и у него это почти получилось. Правда, струйка была очень робкой, но кто хотел, тот увидел.
Но прежде чем спешиться, Веровек поднял глаза и встретился взглядом с Роксоланой, все еще смотрящей на двор из своего окна. Он улыбнулся ей робко, виновато, но с надеждой, а она лишь фыркнула в ответ и отвернулась. И далеко не сразу огорчившийся королевич осознал, что она отошла от окна лишь за тем, чтобы спуститься к нему. За штанину парадных брюк, спешно подогнанных под изменившуюся фигуру королевскими портными, его подергал ехидно ухмыляющийся Шельм и королевич спешился, ожидая свою возлюбленную. Она не заставила себя долго ждать. Выскочила на крыльцо и, поймав строгий взгляд матери, чинно спустилась по ступенькам. На ней было простое пестрое цыганское платье, но даже в нем она плыла по земле так величаво, что все засмотрелись.
- Хороша, - одобрительно цокнул языком Гиня.
Веровек покосился на него и отчего-то зарделся, как девица. В другое время красный масочник непременно расхохотался таким забавным выглядел сейчас королевич, но сейчас, понимая серьезность момента, сдержался, лишь весело переглянулся со стоящим рядом Муром и погладил по голове, подлезшего под руку черного дракончика.
- Что мне нужно делать? - обратилась девушка к Ставрасу, но тот лишь головой покачал.
- Не тебе.
И Веровек, словно подчиняясь скрытому приказу, протянул к ней руку, но не прикоснулся, так и замер с ладонью, обращенной к девушке.
- Я, Веровек Палтусович, люблю тебя и желаю разделить с тобой и горести, и радости, и счастье от рождения, и светлую печаль от смерти. Моя кровь, пусть продлится в твоей, - произнес он и его ладонь по линии жизни прочертил нарез, такой же, как был у Шельма, когда он приносил кровную клятву своему дракону. Вот только у Веровека алая полоска неожиданно засияла голубым.
И, повинуясь порыву, Роксоланна протянула руку ему навстречу, и точно такой же надрез алой нитью застыл на её ладони. И переплели они пальцы, соединили руки и улыбнулись растерянно, смущенно, но с нежностью во взорах, и засияли руки голубым, под стать крови королевича, когда они разняли их, все увидели, что теперь и кровь цыганки стала голубого цвета, как кровь супруга.
Мир принял клятву, посчитав её достойной короля. А короля, достойным любви простой цыганки.
- Мир принял ваши обеты друг другу, - очень тихо, но так, что услышали все, произнес Драконий Лекарь. - При свидетелях, поэтому не разомкнуть вам их до скончания жизни.
- Этого просто не может быть, - все еще не веря, прошептал Талай, но одного взгляда Мура, обернувшегося к нему, было достаточно, чтобы цыган развернулся, подошел к своему коню и, вскочив в седло, исчез с подворья баронессы.
- Это просто невероятно, - прошептала мать Роксоланы, глядя на них счастливыми, блестящими от слез глазами. - Девочка моя...
Роксолана кинулась на шею матери и расплакалась, таким потрясением для нее самой стало все произошедшее только что. Веровек все стоял возле двух плачущих женщин, и не знал, что сказать, что сделать. А потом, просто шагнул к ним и обнял обеих.
- Шельм, что ты делаешь? - от неожиданности получилось хрипло, лекарь и сам не понял, что его так напрягло в действиях шута.
- Обнимаю тебя во сне, - отозвался тот.
- А губы твои что делают?
- Целуют.
- Шельм!
- Ставрас, - приподнявшись на локте и заглянув ему в глаза, благо оба прекрасно видели в темноте, протянул шут, - по-моему, ты стал подозрительно нервным.
- Я стал? - возмутился лекарь. - Станешь тут! Вот зачем ты поцеловал меня в плечо?
- Захотелось.
- Почему?
- Просто так.
- Раньше тебе этого совсем не хотелось, насколько я помню.
- А вот теперь хочется, - усмехнулся Шельм и начал медленно склоняться к его лицу с какими-то подозрительными, по мнению лекаря, намерениями.
- Так, хватит, - отрезал Ставрас, упираясь руками ему в плечи и отстраняя от себя. - Ты ведь понимаешь, что это не шутки?
- Что именно, дорогой? - протянул Шельм своим извечным шутовским тоном.
- Все это, - откликнулся лекарь. - Ты что, хочешь, чтобы я к тебе тут приставать начал, как раньше?
- А почему бы нет?
- Но раньше тебе это не нравилось, и ты возмущался!
- То было раньше, - фыркнул шут и высвободился из захвата его рук, садясь на кровати. - Ну, вот почему ты такой?- тоном капризной барышни поинтересовался он.
- Какой? - насторожился Ставрас.
- Вредный, противный и недогадливый.
- Ладно, про вредность и противность я понял. А недогадливый-то почему?
- Потому что, - бросил шут, и в голосе его лекарю послышалась обида, но проанализировать он не успел, потому что в этот момент Шельм неожиданно подался вперед, навалился на него всем телом и впился в губы поцелуем. Не таким, как были до него. А требовательным и жадным, словно желая разжечь что-то внутри. Не получилось. Лекарь резко перевернулся, вжимая его в постель, и перехватил руки, заводя их за голову.
- Шельм, - произнес он мягко, но смущенный и покрасневший шут, который не так себе представлял его реакцию на свой порыв, прекрасно различил в его голосе нотки усталости и смирения. - Не делай так больше. Ты путаешь отголоски эмоций от запечатления с чем-то большим. Но, поверь мне, это не оно.
- Откуда ты знаешь? - Глаза шута сузились, он уже понял, что Ставрас будет упираться до последнего, так как, искренне верит, что прав. А вот он сам верил совсем в другое. То восторженное, нежное чувство, что неожиданно проклюнулось в его душе теплым огненным лепестком, казалось, было невозможно спутать ни с чем на свете.
- Просто знаю, и все, - отрезал лекарь.
- Твое "просто" меня не удовлетворит, знаешь ли, - ухмыльнулся ему в лицо Шельм и приподнял голову, снова потянувшись к его губам.
Лекарь резко отстранился, отпустил его руки и скатился с него, откидываясь на подушки. Что-то было не так, совсем не так. Он даже предположить не мог, что это может зайти так далеко. И что теперь?
- И что теперь? - вопросил Шельм задумчиво, повернувшись на бок и подперев голову ладонью. Ставрасу просто невыносимо хотелось прикоснуться и просто почувствовать тепло его кожи, хотя куда больше хотелось поцелуев, настоящих, а не простого соприкосновения губ.
- Тебе лишь кажется, что ты чувствуешь это ко мне.
- Интересно, а Августа ты так же в этом убеждал?
- Да что же ты к нему прицепился?! - возмутился Ставрас, поворачивая к нему голову. - Я вообще ни в чем его не убеждал. Просто оставил самого разбираться со своим семейством и страной.
- Но он любил тебя.
- Думал, что любит, но это было не так.
- Почему ты в этом так уверен?
- Да, хотя бы потому, что он человек, а я...
- Драконий Лекарь и уже не совсем дракон, - перебил его Шельм.
Ригулти резко отвернулся и снова уставился невидящим взглядом в потолок.
- Знал бы, что с тобой будет столько проблем, никогда бы к себе не позвал, - пробормотал он растерянно.
Да, похоже, это была не самая лучшая идея, сразу же после все еще продолжающегося бала привести Шельма к себе, так еще в одну с собой постель уложить. Ригулти был убежден, что на мальчишку так подействовало все случившееся на балу, вот он теперь и бесится с жиру. Когда же уже перебесится, в конце-то концов?!
- Ну, что ты, дорогой, разве это проблемы, - протянул неугомонный шут и придвинулся ближе.
Лекарь подавил в себе острое желание отодвинуться от него, но падать с кровати он не собирался, а двигаться дальше было уже некуда, и так он лежал на самом краю.
- Да, проблемы, - припечатал Ставрас и снова повернул к нему голову. Мальчишка-шут придвинулся совсем вплотную и их дыхания перемешались. Лекарю пришлось даже глаза на миг прикрыть, чтобы изжить из души какое-то странное волнение, свернувшееся змеей где-то внизу живота. Чтобы отвлечься, он повторил: - Тебе все это только кажется, - и было непонятно кому это он, ему или ... себе.
- Мне не кажется, - неожиданно серьезным голосом произнес Шельм. Ставрас непроизвольно распахнул глаза и пересекся с ним взглядом. - Мне не кажется, что я люблю тебя, - с грустной, пугающей улыбкой на губах, прошептал шут. - Я знаю, что люблю.
- Ты просто запутался, - отозвался Ставрас мягко и перевернулся на бок к нему, лицом к лицу.
Они долго лежали так, просто всматриваясь в глаза друг друга, пока шут не начал говорить:
- Почему ты думаешь, что я не знаю, что такое любовь?
- Ты слишком юн и...
- Легкомысленен? Возможно, - не стал спорить Шельм. - Но знаешь, в своей не столь длинной жизни я видел разную любовь.
- Расскажи? - попросил лекарь и зачем-то протянул руку, чтобы просто прикоснуться к нему. Сердце сжалось, а чувствительные подушечки пальцев задели все еще смущенно покрасневшую кожу щеки. - Шельм?
Шут моргнул, словно прогоняя наваждение, и даже в темноте лекарь рассмотрел какие пересохшие у него губы, словно обветренные. Это ведь ненормально, когда хочется прикасаться именно к таким губам?
- Моя сестра всегда любила меня. Так сильно, что однажды мне было страшно за нее, не за себя. Но она любила. Её маска Бригелла. Считается, что эта маска стоит выше Арлекина. Она ждала, когда я вырасту, когда получу собственную маску, а когда дождалась... Конечно, ей никто не сказал, что во мне есть и вторая маска, поэтому она пришла ко мне в ту ночь, сразу после посвящения, думая, что имеет право. Ведь я - Арлекин, младше её по положению, значит, она имела право приказывать, принуждать... насиловать. Я плакал от ужаса и боли, когда её руки шарили по моему телу, а губы шептали о любви. Я плакал и был слишком юным, чтобы сразу её заметить - чужую нить под сердцем моей сестры. Но все же я заметил её и оборвал, узнав, чья это нить, кому мы с Аделаидой обязаны безумством этой ночи.
Моя сестра была нареченной Доктора Чумы в тот момент входящего в совет Иль Арте. Этот брак был очень выгоден нашей семье. Аделаида легко согласилась на него, к тому же её будущий муж был очень хорош собой, обходителен и даже заботлив. Мы все радовались за нее, когда они обменялись масками во время ритуала бракосочетания. Но на самом деле, я узнал об этом уже намного позже, он просто желал заиметь сильного наследника с маской не ниже Бригеллы и именно марионеточника. В нашем роду маски рождались разные, но все, поголовно, были марионеточниками. Поэтому он сначала выбрал Делю, а потом ему подвернулся я, Вольто.
Он все просчитал. Всего одна нить, её никто и не заметил толком, полупрозрачная, она ничего не меняла в её душе, всего лишь усиливала, делая гипертрофированной любовь. Любовь сестры к младшему брату. В ту ночь я оборвал его нить. Деля плакала. И пока я ходил требовать ответа у Иль Арте, - последние слова Александр вытолкнул из себя с такой ненавистью, что Ставрас вздрогнул, не ожидая увидеть в нем столь сильное, неприкрытое чувство: - Она покончила с собой.
- А они?
- Приняли его сторону. Сказали, что он Доктор Чума и не Арлекину его судить. Он ухмылялся под маскою, когда её хоронили. Я чувствовал, я всегда это чувствовал, эмоции людей, их улыбки, искренний смех, злобные ухмылки. Я пришел к нему в ночь после похорон, и вот тогда он в открытую расхохотался мне в лицо и предложил согреть его постель вместо сестры. Я выплюнул ему в глаза всю ненависть, что жгла мне грудь. А он заявил, что я всего лишь маленький Арлекин и даже захоти он сейчас на самом деле насладиться моим телом, он получит его. Расчет был верным, он хотел сломать меня, довести до черты и вплести в душу нити, которые я уже не смог бы порвать, как он думал. Ведь об истинной силе Вольто знали лишь понаслышке, по легендам, оставшимся от наших давних предков, которые те принесли с собой из совсем другого мира. Он думал, что сможет совладать со мной, думал, что я стану его марионеткой, если сделать все правильно. Но просчитался. Я помню то спокойствие, что снизошло на меня, когда он в довершение ко всему еще и притянул меня для поцелуя, чтобы, как он полагал, закрепить результат. Я позволил ему целовать себя и даже ответил, помню, как в какой-то момент он застонал прямо мне в рот, еще не понимая, что это был последний его стон в качестве масочника. Когда он оторвался от моих губ, чтобы сделать вдох, он больше не был Доктором Чумы, он стал человеком. Он все еще ухмылялся, не осознавая, что его больше нет. И я ухмыльнулся в ответ. Но он понял, что произошло лишь тогда, когда я начал демонстративно дергать его за ниточки. Во мне жили злость и боль, в нем поселились ужас и безумие. Я ушел в ту же ночь. Что стало с обезумевшим существом, возомнившим себя кем-то высшим, я не знаю. И знать не хочу. И, знаешь... - Шельм запнулся, но продолжил: - Я не жалею, что сделал это с ним. Совсем не жалею. Но и чувства радости во мне нет.
- Его и не должно быть, - пробормотал Ставрас, привлекая его к себе так близко, что в какой-то момент дыхание сбилось уже у обоих. - Месть не приносит радости, но иногда дарует хотя бы облегчение.
- Иногда, - непослушными губами прошептал Шельм и попросил, проклиная себя за слабость: - Поцелуй меня.
Ставрас потянулся к его губам, зная, что просто нельзя отказывать в такой просьбе, сейчас нельзя, но...
- Шельм! - вскричали откуда-то справа, и резко распахнутая дверь звучно приложилась о стену.
Лекарь и шут вздрогнули и недоуменно посмотрели в её сторону. В дверном проеме застыл Веровек, и выражение его глаз им обоим не понравилось.
- Веровек? - позвал Шельм, высвобождаясь из объятий лекаря.
- Роксолана выходит замуж! - вскричал тот и шагнул к кровати.
- И? - растерянно моргнул Шельм.
- Да, сделайте вы что-нибудь! Я не хочу её потерять!
- О, - протянул лекарь вместо шута, все еще не пришедшего в себя. - Уже встаем. Беги, буди Гиню с Муром.
И Веровек побежал, а им с Шельмом ничего не оставалось, как спешно одеться и спуститься вниз на кухню.
Где же еще проводить обсуждение будущего сватовства, как не за чашкой крепкого чая?
- Так, а теперь, давай по порядку, - скомандовал Ставрас, встав в дверном проеме небольшой кухоньки, в которой, тем не менее, они умудрились поместиться впятером.
Шельм, Веровек и Гиня разместились на небольших, грубо сколоченных табуретах вокруг стола, а Муравьед встал у окна спиной ко всем, глядя, как разгорается восход.
Предусмотрительный Шельм пододвинул к кровному брату чашку крепкого чая своего собственного изготовления и ничего не сказал, как и все, ожидая, когда Веровек нарушит молчание сам.
- На бал приехала делегация от цыган. Ну, я и переговорил кое с кем из них, и мне сказали, что баронесса с дочерью тоже приехали бы, как бы не скоропалительная свадьба.
- Что за спешность?
- Роксалану, вроде как, кто-то скомпрометировал, а у цыган с этим строго, поэтому её и отдают замуж так поспешно.
- А кто скомпрометировал? - уточнил Ставрас, отпивая чай из кружки, которую все это время держал в руках. Ему очень нравилось то, как его заваривал Шельм, всегда получалось вкусно и в тоже время с какой-то волнующей изюминкой в послевкусии.
- Откуда я знаю! - выдохнул Веровек, состроил несчастную мордашку и уткнулся в собственную кружку.
- Но ведь откуда-то этот слух взялся, - задумчиво произнес Гиня, ложечкой размешивая в кружке с чаем мед.
- Знаешь что, - вмешался Шельм, - ты и скомпрометировал, братец.
- Что?! - вскричали Веровек и Ставрас одновременно, а шут лишь шире ухмыльнулся.
- А что скажешь, нет? - отозвался он. - Думаешь, никто не видел, как она к тебе в спальню пошла, а?
- Но она была-то у меня всего пару минут!
- Ой, ли? А мне думается, что когда ты побежал нас со Ставрасом на ноги поднимать, она там и осталась с расстройства, и ночь провела, выйдя лишь под утро. А утром выяснилось, что нас, точнее, тебя, королевич ты мой распрекрасный, и след простыл, и девчонка из твоей спальни, небось, вся помятая выползла, так как плакала ночью. Вот что посторонние должны были подумать?
- Но ведь я... я же... - растерянно пролепетал Веровек.
- Так, - грозно произнес Ставрас.- Сейчас все выясним.
- Как? - живо заинтересовался Гиня.
- У девчонки этой в друзьях драконица, вот у нее сейчас и спрошу, - откликнулся Ставрас и замолчал.
Глаза его остекленели, но тело продолжало все так же подпирать дверной косяк, хотя всем присутствующим было ясно, что сознание его далеко отсюда. Все молча допивали свой чай и ждали, а потом лекарь очнулся, моргнул и тяжело посмотрел на королевича, испуганной мышкой замершего под этим взглядом.
- Все так и есть. Но дело в том, что вовсе не баронесса инициатор этой свадьбы. На нее давит баро Талай, решивший выгодно пристроить сыночка, поэтому нельзя просто нагрянуть и объявить, что вот он я, королевич, любите меня все и замуж я Рокси свою забираю. Поэтому...
- Но...
- Никаких, но, - отрезал Ставрас и королевич прикусил язык. - Мы, я, Шельм, Гиня и Мур, если последние, конечно, согласятся нам помочь.
- Куда ж мы денемся, - отозвался как всегда молчаливый оборотень и Гиня поддержал его, кивнув.
- Так вот, мы отправляемся в Дабен-Дабен сватами. А ты сидишь здесь и не высовываешься. Если что, я передам тебе сообщение через малышей.
- Хорошо, - покорно кивнул Веровек с тяжелым вздохом.
- Малышей? - подал голос Гиня. - Слушай, Ставрас, мы тут с Муром все спросить хотели.
- Да?
- Это нормально, что они так быстро растут? Прошло меньше недели, а они уже в весе прибавили, я же вижу. Нет, я понимаю, что аппетит у них просто отменный, но увеличившийся размах крыльев не скроешь.
- Ты, что же, своего черненького еще и измеряешь? - живо заинтересовался Шельм.
- Конечно, - не поддался на провокацию Гиня, который становился на удивление серьезен, если речь заходила об их с Муром драконах. - Должен же я быть уверен, что у малыша все нормально с развитием?
- Все у него нормально, - бросил лекарь, - ты разве никогда не задумывался, как при нашем различии в сроках жизни, драконы, запечатленные еще при рождении, умудряются жить вместе со своим человеком половозрелой особью, хотя, теоретически, должны расти и взрослеть десятки, а то и сотни лет?
- Нет, - честно признался Гиня. - Я об этом как-то не думал.
- Все просто, - принялся объяснять Ставрас. - При запечатлении дракон частично подстраивается под внутренние ритмы запечатленного на него, поэтому и взрослеет в десятки раз быстрее. Ваши при хорошем уходе, питании и воспитании, достигнут своих истинных размеров где-то через год-полтора. Правда, потом по психологическому развитию им придется догонять своих сородичей, да и опыта практического у них будет не много, это все же дело наживное. Но при вашей поддержке, уверен, все у них и с этим будет хорошо. Я ответил на твой вопрос?
- Более чем. То есть, мы теперь должны заменить им родителей и воспитывать, как детей?
- Да, - кивнул Ставрас. - Поэтому, я и предлагаю вам взять их с собой.
- Нет, - неожиданно отрезал Мур, и в ответ на недоуменный взгляд Гини, со вздохом пояснил: - Это слишком опасно.
Ставрас вздохнул и, прежде чем оборотня начал переубеждать красноволосый масочник, вмешался сам.
- Муравьед, ты ведь понимаешь, что мы, драконы, далеко не травоядные животные?
- Вы вообще не животные, - буркнул тот, но взгляд лекаря встретил стойко.
- Да, это так. Но все же. Ты же должен понимать, что мы не неженки и должны уметь постоять не только за себя, но и за тех, кем дорожим. Если ты будешь искусственно ограничивать своего дракона, он никогда не сможет стать полноценной личностью, понимаешь.
- Он еще совсем ребенок!
- Пусть так, но он растет.
- Он прибегает к нам ночью греться... - неожиданно почти с нежностью прошептал Муравьед.
- В человеческом обличии? - уточнил Шельм, кажется, догадавшись, что к чему.
- Да. И он такой маленький, такой...
- Он не беззащитен, - произнес шут твердо, заставив тем самым оборотня посмотреть себе в глаза. - И ты прекрасно понимаешь это, Мур. К тому же, как бы он не был дорог тебе, каким бы странным и в тоже время необыкновенным не казалось это волшебное чувство, что рождается в душе, когда ты запечатлен, детям нельзя потакать слишком сильно, и залюбливать тоже нельзя. Иначе у тебя вырастит не дракон, а кисейная барышня.
- Но...
- Мур, послушай, - вмешался Гиня. - Я думаю, они правы. Мы больше не будем забирать их на ночь.
- Постойте, - встрял Веровек. - Вы что же, и черного к себе забирали?
- Конечно, - подтвердил Гиня. - Нельзя же их разделять, они равны, поэтому, чтобы их не обижать...
- Да, ладно тебе, братец, - поднимаясь, похлопал королевича по плечу шут. - Сам-то вообще собирался переселиться в Драконий дом, пока тебя драконьи гвардейцы не вразумили. Что, забыл уже?
- Но, я просто...
- Не мямли, - фыркнул шут. - Просто признай.
- Да, признаю я, признаю, - отмахнулся Веровек, удрученно.
- Ладно, - обратился Шельм к Ставрасу. - Когда отправляемся?
- Сейчас, - отозвался тот. - Веровек, ты возвращаешься во дворец и пока держишь все в тайне от родителей. Не знаю, как Палтус, а вот королева твоего выбора точно не одобрит, так что, держи язык за зубами.
- А мы как туда отправимся? - поинтересовался Гиня, тоже поднимаясь.
- Вы с Муром поедете вместе с Вересковым Шелестом и со своими драконами, надеюсь, последнее, вопрос решенный? - пристально глянув на Муравьеда, уточнил лекарь, тот лишь кивнул. - Вот и отлично. А мы с Шельмом поверху.
- То есть, полетите? - зачем-то уточнил Гиня.
- Да, - кивнул Ставрас, не понимая, зачем он переспрашивает. - А в чем дело?
- Да, вот все спросить хочу, когда же ты нас осчастливишь?
- Это чем же?
- Именами, дорогой, именами, - встрял Шельм, повисая у него на шее. - Ты обещал в этот раз меня с собой взять.
Ставрас мученически вздохнул, с трудом отцепляя его от себя, и подтвердил:
- Я помню и возьму, но еще не время.
- Хорошо, - не стал настаивать Гиня, - так ты хотя бы скажи, когда нам это время ждать?
- Вот женим этого молодчика, - кивнув на Веровека, хмыкнул лекарь, - тогда и подумаем об именах.
- А можно, по блату, попросить что-нибудь попроще? - лукаво улыбнулся Гиацинт.
Лекарь закатил глаза к потолку.
- И чем вам всем мои имена-то не нравятся?
- Действительно, чем? - расхохотался ему на ухо Шельм и ушел наверх собираться.
Свататься - это вам не теленка в хорошие руки отдавать.
Они со Ставрасом приземлились в том же лесочке, в котором и познакомились когда-то, не так уж давно, с Рокси и Дирлин.
- Удивительно, - пробормотал Шельм, разминая ноги, - как будто целая вечность прошла. А на самом деле...
- Совсем ничего, - подтвердил Ставрас, складывая за спиной исполинские кожистые крылья.
Кажется, во время приземления он случайно выкорчевал несколько деревьев. Жаль, но ничего не поделаешь. Издержки драконьего существования.
Шельм походил по полянке, словно силясь отыскать следы их здесь пребывания, но кроме кострища, естественно, не успевшего затянуться травой, больше ничего не нашел. Тяжело вздохнул и снял с шеи кулон.
- Что ты собираешься делать? - полюбопытствовал бронзовый дракон, подложив под морду скрещенные перед грудью когтистые лапы.
- Переодеваться, - отозвался Шельм как-то отстраненно. - Ты что же, так и собираешься драконом тут валяться?
- Нет, зачем же. Если тебе очень хочется, могу и человеком стать.
- Хочется, - бросил Шельм не глядя, и в этот момент ему на руки прямо из воздуха спланировали белоснежные шелка и атлас.
- Это что? - заинтересовался подошедший сзади Ставрас.
- Ритуальное одеяние, - тихо прошептал Шельм, с каким-то почти восторженным благоговением касаясь вынутой из тайников кулона одежды.
- Хотелось бы взглянуть, - задумчиво произнес лекарь, внимательно следя за ним.
- Извращенец! - фыркнул шут, оживившись.
- С чего это вдруг? - возмутился Ставрас, конечно же, сам себя таковым не считая.
- Только и знаешь, как смотреть, как молоденькие и хорошенькие шуты переодеваются, ага, - отозвался Шельм и резко повернулся к нему. Глаза у него не просто смеялись, хохотали. Ставрас скептически окинул его фигуру взглядом.
- Знаешь, я, конечно, похоже, тот еще зоофил, но не настолько же!
- А насколько? - живо заинтересовался Шельм.
- Еще не решил.
- А когда решишь?
- Ты узнаешь об этом первым, - объявил лекарь и демонстративно отвернулся. - Так тебя устроит?
- Конечно, а то мало ли, вдруг ты свою любовь на какого-нибудь другого человека направишь, - бросил Шельм ему в спину и, не видя его глаз, было не понятно, продолжает ли он паясничать и насмехаться, или говорит всерьез.
Лекарь, подумав, все же решил, что в любой шутке есть доля шутки, и с тяжелым вздохом принялся объяснять в очередной раз.
- Послушай, если бы я хотел другого человека, я бы не стал открываться перед тобой, не стал запечатлять.
- О, милый, что я слышу, - раздалось из-за спины, совсем близко. - Ты меня хочешь?
- Шельм! - возмутился Ставрас так и не обернувшись, хотя очень хотелось. - Не в человеческом же смысле!
- А в каком?
- В драконьем.
- И что это значит?
- Это значит, что меня вполне устраивает то, как есть сейчас.
- А меня, знаешь ли, не устраивает, - голос из-за спины прозвучал удручающе серьезно и лекарь, решив, что шут должен был уже напялить на себя все свои тряпки, повернулся к нему лицом и замер.
Он знал, что глядя на некоторых людей можно испытывать чувство, сродни восхищению, но раньше он восхищался силой, доблестью, блеском начищенных доспехов и горделивой осанкой седока. Но сейчас, в этот момент, встретившись взглядом с бирюзовыми глазами, обрамленными нежно-голубыми ресницами, он осознал, что не может вздохнуть от восхищения совсем другого рода.
Он восхищался совершенством тела, затянутого в изысканнейшие ткани, волнующе струящиеся и вызывающие странные порывы узнать, что же они скрывают под собой. Насколько сопоставим атлас кожи с атласом короткой белоснежной накидки на плечах масочника, или с шелком, из которого был пошит весь остальной наряд, напоминающий невесомое облако, воздушное, струящееся, с плавными линиями и изгибами складок. И даже стрелки на брюках, прямых, не заправленных в сапоги, которые заменяли странного вида ботинки, тоже белые, кстати, завораживали взгляд.
- Нравится? - полюбопытствовал Шельм насмешливо, видя нескрываемое восхищение в его глазах.
- Очень, - честно признался лекарь и не успел остановить его, когда Шельм шагнул навстречу и, приложив ладонь к его щеке, прижался губами к губам.
- Не нужно, - очнувшись от наваждения, попытался отстранить его от себя Ставрас, но шут не поддался.
- Почему? - спросил он тихо, но глаза его погрустнели.
- Я же уже говорил тебе, что я - дракон, и все эти ваши человеческие нежности...
- Я помню, что ты дракон, - стоя все так же близко, отозвался Шельм, неотрывно глядя ему в глаза и не убирая теплых пальцев от его щеки. - Но почему ты все время забываешь, что я человек?
- Я не забываю. Я всегда помню об этом, - запротестовал Ставрас.
- Правда? Тогда почему не даешь мне продемонстрировать тебе свою привязанность?
- Но я...
- Ты же прикасаешься к моему животу, правда? - почти с обидой в голосе, выдохнул Шельм. - Вот как сейчас?
И Ставрас на самом деле поймал себя на том, что в отличие от людей, которые кладут руки во время поцелуя либо на плечи, либо на талию, прижал ладонь к его животу, и резко отдернул руку.
Шельм горько усмехнулся и отступил на шаг. Но лекарь вовремя спохватился, прочитав в его глазах нечто, что ему совсем не понравилось. Сам шагнул к нему на этот раз и вернул руку на живот. Шельм поднял к нему лицо и потянулся к губам, словно в отместку, но их, как и не раз до того, прервали.
- Эй, вы там! - раздалось сверху и на поляну опустилась Дирлин с наездницей. - Развлекаетесь пока Век не видит? - И на мягкую траву со спины дракона соскочила раскрасневшаяся и до неприличия счастливая Рокси, сразу же кинулась Шельму на шею, по всей видимости, к Ставрасу просто постеснявшись. - Я так рада, ты даже не представляешь, Шельм, как я рада, что вы пришли, что Век...
- Не забыл тебя, - продолжил за девушку шут, наблюдая, как её дракон, перетекает в человеческую форму.
Рокси отстранилась от него, но глаза не подняла. Щеки её трогательно покраснели.
- Да ладно тебе, лично я давно понял, что у вас любовь, - весело объявил шут, и девушка, отвернувшись в сторону пробормотала:
- У меня-то любовь, а у него?
- А ты думаешь, стал бы он сватов засылать?
- Сватов? - искренне изумилась девушка, подняв на него свои темные, цыганские глаза.
Ставрас же строго посмотрел на Дирлин.
- Я не стала тебе говорить, - повинилась та, подходя ближе. - Не хотела обнадеживать. Но на самом деле они вызвали тебя сюда, чтобы спросить.
- О чем спросить? - уточнила у лекаря подобравшаяся цыганка, отступая от шута.
- Хочешь ли ты замуж за нашего общего друга? - мягко произнес лекарь, внимательно следя за ее реакцией.
Девушка заколебалась.
- А почему он сам не пришел? - вскинула голову Росксолана.
Ответил ей хмыкнувший Шельм:
- Чтобы тебя еще больше не скомпрометировать.
- Так вы и об этом знаете? - поджав губы, покосилась на стоящую рядом Дирлин, на что та, лишь пожала плечами, совсем уж человеческим жестом.
- Я хотела, как лучше, - произнесла она, и гордая цыганка не стала ей выговаривать за интриги, которые плелись у нее за спиной, понимая, что именно подруге обязана тем, что к ней прибыли сваты от самого королевича.
- И что теперь? - вопросила она.
- А теперь ты возвращаешь домой и ждешь дорогих гостей.
- И вы что же, только вдвоем меня сватать придете?
- Отчего же? - отозвался лекарь, и в этот самым момент, чуть в стороне от них заклубился серый, непроглядный туман, потом появились черный дракончик, а за ним и бронзовый. Девчонки восторженно кинулись к ним, но не успели, потому что вслед за малышами вышел Вересковый Шелест, верхом на котором восседали Гиня и Мур.
- О, леди, вы к нам? - выглядывая из-за широкой спины оборотня, полюбопытствовал Гиня лукаво.
- Не совсем, - хихикнула Дирлин и потянулась к драконышам, усевшимся на траву и смотрящим на девушку-драконицу с любопытством юных первооткрывателей.
- Здравствуйте, - вежливо поздоровалась Роксолана.
- Будем знакомы, красавица, - спешившись, галантно поклонился Гиня. - Я так понимаю, что вы и есть та самая, пока чужая невеста.
- Пока?
- Конечно, дорогая, думаете, мы не перекупим товар для нашего купца?
- Я не товар, - обиженно засопела девушка.
- Конечно, товар, - ехидно объявил подошедший сзади Шельм. - Зачем, по-твоему, сваты приходят?
- Да знаю я, эти обычаи, - фыркнула цыганка, наблюдая, как её драконица знакомится с малышами. Те уже во всю подставляли головы ей под руки и девушка, похоже, была просто счастлива. Наверное, из Дирлин получится прекрасная мать в будущем. - Но все равно обидно, - со вздохом призналась Рокси.
- Не обижайся. Традиции ведь не изменишь, - поспешил ободрить её Гиня, но смотрел при этом только на Шельма. Тот даже замялся как-то под этим взглядом.
- Ну, говори, чего уж теперь, - пробормотал шут отвернувшись.
- Ты ушел Арлекином, но он у тебя голубой, значит, это одеяние Вольто, - произнес красноволосый масочник задумчиво. - Откуда?
- Мне его только в прошлом году королевские портные сшили по моим рисункам, я деньги на него с четырнадцати копил, - с неохотой признался шут.
- Ну, что ж, тогда и мне стоит принарядиться, - бросил Гиацинт и взмахнул рукой.
Масочникам с женскими масками, особенно Коломбинам, всегда считающимися кокетками, легко удавалась смена костюма, прически, и даже макияжа. Поэтому, сменить свой обычный, деревенский костюм на роскошный красный шелк и атлас для Гини не составило труда. Потом он повернулся к Муру, замершему с поводьями в руках и, протянув к нему руки, легко переодел и его. Теперь оборотень был облачен во все черное - рубашку, брюки, заправленные в высокие блестящие начищенной кожей сапоги до колен и укороченный сюртук, накинутый на плечи. Осмотрев себя, Мур тяжело вздохнул, явно предпочитая всей этой роскоши, наряд попроще, но смирился, понимая, что не на рынок за крупой они прибыли.
- Да уж, - хихикнул Шельм. - Хороша Красная Коломбина.
- Фирма веников не вяжет! - подмигнул ему Гиня, но в этот момент вмешалась Рокси, проворчав:
- Вы так говорите про каких-то там арлекинов и коломбин, словно масочники какие.
Оба парня замерли.
- Дорогая, - первым опомнился Гиня, - а кто мы, по-твоему, как не масочники?
- Что?! - вскричала девушка, отшатнулась от них как от чумных и натолкнулась на неодобрительный взгляд Муравьеда.
- А ты думаешь, - продолжил Гиня, не дав Шельму даже слово вставить. - Просто так все люди с вашего подворья после визита моего дальнего родственника, живыми и нормальными остались? Если бы этот мальчишка, не был Вольто... - кивнув в сторону Шельма начал он, но был прерван.
- Хватит! - возмутился Ландышфуки. - Ты еще цыганам всем растрезвонь, кто я для вас, что да как. Они же быстрее ветра разнесут слухи об этом по всему королевству!
- Так пусть бы и разнесли! - резко вскинулся Гиня, явно имея свою точку зрения на этот счет.
- Нет, - твердо припечатал шут, сверкая глазами.
Красный масочник долго смотрел на него, но потом лишь мягко улыбнулся.
- Как знаешь, - и пожал плечами, вроде бы принимая его сторону.
Шельм попытался отойти к Ставрасу, но в этот момент его перехватила Дирлин, отвлекшаяся от малышей, внимательно прислушивающихся к человеческим разговорам. Говорить сами они еще не умели, но как всегда активный Гиня и Мур при нем уже пытались их учить человеческой речи, а не транслировать образы прямо в голову.
- Мы рады, что он выбрал тебя, - неожиданно произнесла девушка-дракон для шута. Тот изумленно замер, а она продолжила: - Не я одна, потому что знаю тебя лично и знаю, что ты сделал для моего человека, а именно мы. Все драконы. Мы одобряем его выбор и принимаем тебя. - Она смотрела твердо и неотрывно, и в глазах её стояли вертикальными черточками драконьи зрачки.
"И как мне на это реагировать?", с легкой паникой в голосе вопросил шут у Ставраса в мыслях.
"Как хочешь, так и реагируй. Август, к примеру, после принятия его драконами произнес прочувственную речь".
"Я не он!", рыкнул Шельм, все еще напряженно относящийся к воспоминаниям лекаря о своем первом человеке. И в слух произнес просто и без лишнего пафоса:
- Спасибо.
Девушка кивнула и отпустила его предплечье.
- Я передам, - прошептала она.
Отошла в сторону и превратилась в дракона. Роксолана поспешила к ней.
- Ну, ладно, гости дорогие, - весело объявила цыганка уже с драконьей спины, - я не прощаюсь и жду вас в гости.
- Жди, - серьезно кивнул ей за всех лекарь и помахал рукой, когда девчонки взмыли в воздух. - Ну что ж, - обратился он к спутникам, одарив благодарным взглядом Шелеста, который лишь насмешливо фыркнул, и на лекаря посмотрели даже малыши-драконы, уже во всю исследующие поляну, на которой они все оказались. - А теперь согласуем наши действия.
Да уж, эффект они произвели как магическая шутиха, взорвавшаяся под курятником. Встречать их сбежалось все подворье. Лишь сама невеста осталась взаперти чинно ожидать, что же будет дальше.
А вообще, согласитесь, как могло бы быть иначе, когда прямо посреди двора закружились магические искры, сливаясь в воронку портала, и из него вышли четверо сватов, один другого краше. Так еще в компании дивного коня (уж кто-кто, а цыгане знали толк в лошадях) и двух маленьких, но самых настоящих драконов, грозно растопыривших крылья и прожигающих всех выбежавших к ним людей горящими глазами (Ставрас научил).
Чинно по ступенькам крыльца спустилась баронесса. В обычном, домашнем платье ведь её никто не предупредил о гостях. К ней шагнул, конечно же, Ставрас.
- Мир дому, твоему баронесса Анна, - учтиво склонился в поклоне лекарь.
Цыганка выгнула брови.
- Я всегда рада видеть тебя в моем доме, Ставрас Ригулти, и тебя, - подняв глаза, продолжила она, - Шельм Ландышфуки. Но что привело вас ко мне на этот раз?
- Мы представители купца нашего, Веровека Палтусовича. Прознали мы, что люба другу нашему, дочь твоя распрекрасная, за ней и пришли.
- Ставрас, - выдохнула баронесса, поддавшись нахлынувшим чувствам, и даже рот ладонью прикрыла.
Лекарь улыбнулся.
- Но, как же так... - прошептала растерявшаяся женщина.
- А вот так, - вмешался Шельм, разводя руками. - Они ведь любят друг друга, так что, в любви сложно отказывать, не так ли? - и лукаво улыбнулся.
- Постойте! - раздалось от ворот громогласно и зло.
Все обернулись. В воротах на гнедом жеребце восседал сам баро Талай лично. По-видимому, кто-то ему уже донес скорбную весь о прибытии сватов.
- Не бывать этому! - возвестил цыган, спрыгивая с лошади на землю. - Сваты моего сына были приняты первыми.
- Да, неужели, - неожиданно преградил ему путь Гиня, зло улыбаясь шальными, красными глазами. - А мы не понаслышке знаем, что девица-то уже наша, мы лишь по обычаям, как положено все провести желаем и друг наш в жены её берет, как положено.
- Это еще доказать нужно, что девица не чиста, - пошел на попятную барон, осознав, что сам попался в свои же сети. Ведь именно на это он давил, убеждая баронессу в необходимости спешной женитьбы, на непорядочность ветреного королевича и меньше всего ожидал, что тот и сам сватов зашлет.
- То есть, ты собираешься подвергнуть мою дочь процедуре дознания? - очень ровно вопросила баронесса, но в глазах её все прочитали, что если Талай осмелится потребовать подобное, не избежать ему кровавой мести цыганских кланов.
- Постойте, - неожиданно встал между ними Ставрас, оттесняя Гиню. - Все можно решить куда проще.
- Как? - сразу же отреагировала баронесса.
- Если все настолько сложно по цыганским законам, я предлагаю им обоим пройти древний ритуал на крови.
- Что?
- Вы же знаете, - в ответ на недоуменные взгляды, принялся объяснять Ставрас, - что королевская семья на особом счету в этом мире из-за её непосредственной связи с драконами. Если вашу дочь примет голубая кровь, то разговор окончен.
- А если не примет?
- Значит, их чувства недостаточно искренни и просто не стоит ломать копья ради них.
- Я согласен, - поспешил сказать свое слово Талай.
- Хорошо, тогда и я соглашусь, - кивнула баронесса и обернулась к дому, где из окна за ними наблюдала Роксолана. Лицо у нее было сосредоточенным, и на взгляд матери она лишь коротко кивнула.
- Ну и где же ваш купец? - с нескрываемым ехидством осведомился баро, не глядя на великолепного коня, который сразу же привлек его внимание, даже больше, чем драконыши, во дворе уже нет.
Шелест с Веровеком на спине появился эффектно. Встав на дыбы и по особому случаю материализовавшись не из тумана, а из ярких белых лучей, сконцентрированных в области его груди. И над их головами воспарили драконы. Маленькие, явно еще совсем дети, но уже грозные. Красный, рубиновый, даже попытался выпустить в воздух струю пламени, и у него это почти получилось. Правда, струйка была очень робкой, но кто хотел, тот увидел.
Но прежде чем спешиться, Веровек поднял глаза и встретился взглядом с Роксоланой, все еще смотрящей на двор из своего окна. Он улыбнулся ей робко, виновато, но с надеждой, а она лишь фыркнула в ответ и отвернулась. И далеко не сразу огорчившийся королевич осознал, что она отошла от окна лишь за тем, чтобы спуститься к нему. За штанину парадных брюк, спешно подогнанных под изменившуюся фигуру королевскими портными, его подергал ехидно ухмыляющийся Шельм и королевич спешился, ожидая свою возлюбленную. Она не заставила себя долго ждать. Выскочила на крыльцо и, поймав строгий взгляд матери, чинно спустилась по ступенькам. На ней было простое пестрое цыганское платье, но даже в нем она плыла по земле так величаво, что все засмотрелись.
- Хороша, - одобрительно цокнул языком Гиня.
Веровек покосился на него и отчего-то зарделся, как девица. В другое время красный масочник непременно расхохотался таким забавным выглядел сейчас королевич, но сейчас, понимая серьезность момента, сдержался, лишь весело переглянулся со стоящим рядом Муром и погладил по голове, подлезшего под руку черного дракончика.
- Что мне нужно делать? - обратилась девушка к Ставрасу, но тот лишь головой покачал.
- Не тебе.
И Веровек, словно подчиняясь скрытому приказу, протянул к ней руку, но не прикоснулся, так и замер с ладонью, обращенной к девушке.
- Я, Веровек Палтусович, люблю тебя и желаю разделить с тобой и горести, и радости, и счастье от рождения, и светлую печаль от смерти. Моя кровь, пусть продлится в твоей, - произнес он и его ладонь по линии жизни прочертил нарез, такой же, как был у Шельма, когда он приносил кровную клятву своему дракону. Вот только у Веровека алая полоска неожиданно засияла голубым.
И, повинуясь порыву, Роксоланна протянула руку ему навстречу, и точно такой же надрез алой нитью застыл на её ладони. И переплели они пальцы, соединили руки и улыбнулись растерянно, смущенно, но с нежностью во взорах, и засияли руки голубым, под стать крови королевича, когда они разняли их, все увидели, что теперь и кровь цыганки стала голубого цвета, как кровь супруга.
Мир принял клятву, посчитав её достойной короля. А короля, достойным любви простой цыганки.
- Мир принял ваши обеты друг другу, - очень тихо, но так, что услышали все, произнес Драконий Лекарь. - При свидетелях, поэтому не разомкнуть вам их до скончания жизни.
- Этого просто не может быть, - все еще не веря, прошептал Талай, но одного взгляда Мура, обернувшегося к нему, было достаточно, чтобы цыган развернулся, подошел к своему коню и, вскочив в седло, исчез с подворья баронессы.
- Это просто невероятно, - прошептала мать Роксоланы, глядя на них счастливыми, блестящими от слез глазами. - Девочка моя...
Роксолана кинулась на шею матери и расплакалась, таким потрясением для нее самой стало все произошедшее только что. Веровек все стоял возле двух плачущих женщин, и не знал, что сказать, что сделать. А потом, просто шагнул к ним и обнял обеих.